Невольно, но все же он не может не вспомнить свой первый роман и не провести хоть какие-то параллели. Ох уж этот чертов цирк. Как что-то, что создано, чтобы приносить радость и развлечения можно было превратить...в пытку? В какое-то подобие очередного круга ада. Он то и дело оглядывается, смотрит по сторонам, старается идти как можно тише, но вряд ли им это сейчас поможет. И одновременно старается глаз не спускать с Амелии и Рейвен.

Может, отец он и так себе, но постарается быть хотя бы тем, кто сможет за ними приглядеть. Благо компания у них собралась невероятно боевая. Которую казалось ни капли не удивляло все происходящее. Точно каждый день убегают от клоунов-убийц. Наш обычный вторник.

Воздух пах сахарной ватой, смешанной с гнилью. Где-то вдалеке скрипела карусель, играя искажённую мелодию «Entry of the Gladiators», будто сам дьявол нажимал на клавиши расстроенного органа.

Они оказываются в закулисье цирка, на удивление их никто не поджидает с топором и они спокойно пробираются дальше и обнаруживают детей. Прикованных, точно они какие-то дикие животные. Они смотрят то на них, то друг на друга, словно пытаясь понять, мираж или нет. Испуганные до чертиков. Кроули чувствует себя странно, он не злится, скорее недоумевает. Точно попал в сцену малобюджетного фильма ужасов и не знает то ли кричать, то ли смеяться.

Помещение, где держали детей, пахло сыростью и старыми тряпками. Свет пробивался сквозь дыру в потолке, рисуя на стенах дрожащие пятна.

Риппер хмурится, его взгляд падает на кандалы. Они лежали почти по центру комнаты, будто их специально разместили там, чтобы каждый, кто входил, сразу чувствовал их присутствие. Они были огромными, ржавыми, с зазубринами на металле, как следы зубов чудовища, которое никогда не отпускает свою жертву.

Он не хотел смотреть, но взгляд прилип, как муха к ленте. Шаг вперёд — и вдруг холод металла впился в шею. «Не может быть». Пальцы рванулись к горлу, царапая кожу до крови, но ошейник уже сжимался, шипы вонзались в яремную впадину, в ямочку под кадыком, где когда-то целовала Клэр. Воздух стал густым, как сироп.

— Не... — хрип вырвался пузырём.

Лодыжки онемели под весом кандалов. Каждое звено цепи — гиря, каждая царапина на металле — крик Элис из прошлого. «Пап, не надо!» Он попытался шагнуть, но ноги не слушались.

В ушах зазвенело. И он несколько раз моргнув он отпрянул от чьего-то касания.

- Да все. Окей. Да.

Он оглядывает детей, думает, что фургон уже не на ходу и не ясно как им теперь быстро и незаметно свалить отсюда. У них есть и ключи и скрепки и все, что угодно, так что он сразу берется за освобождение детей из этого варварского заключения.

— Ну что, ребятня, — голос Риппера прозвучал нарочито бодро, словно он объявлял начало шоу, а не конец кошмара. — Готовы свалить отсюда к чёртовой бабушке?

У них было все или почти все для того, чтобы в случае чего устроить неплохую диверсию. Главное вывести отсюда детей и побыстрее. Был бы еще какой-то волшебный способ извлечь из их светлых голов воспоминания об этом жутком вечере. Кошмарам не место в жизни. Они должны стоять на книжных полках или крутится вечером на Нетфликс, быть такими далекими и ненастоящими, а не врываться в невинные жизни ураганом, сметая все на своем пути.

Они шли через коридор, мимо арены. Риппер не смотрел в ту сторону, где за черным занавесом слышался топот копыт и жуткий смех, будто кто-то душил гиену. Но краем глаза видел тени — огромные, с крючковатыми пальцами, — пляшущие под звуки сломанного шарманки.

Риппер шёл последним, спиной чувствуя тяжесть взглядов из темноты.

Выстрел грохнул внезапно, разорвав тишину. Звук ударил по барабанным перепонкам, отозвавшись эхом в рёбрах.

Риппер прижался к стене, сердце колотилось где-то в горле.

Но в голове уже звенело: «Стреляли не в нас». Значит, есть другие. Значит, цирк собрал больше зрителей, чем казалось.

Она спрашивала его о детях, но он хорошо умел общаться с журналистами, а значит умел вовремя закашлять, стукнуть дверью, чтобы вопрос так и повис в воздухе, без ответа, без какой-либо определенности. Но он его отлично услышал, запомнил и он сжал его сердце в металлические тиски. Потому лучше притвориться, что ты ничего не услышал.

«Дети — это зеркала, которые показывают тебе всё, что ты пытался забыть»

Кажется это он когда-то написал. Или возможно сказал.

Гони эти мысли из своей головы. Все, что может тебя даже слегка надломить. Если бы он не следовал этому завету, то наверняка давно бы сошел с ума. Или он уже давно обезумел. Только посмотрите на то, что он теперь называет домом. Огромная пустая коробка с одним лишь маленьким святилищем, в которое он впустил незнакомку, задающую слишком неудобные вопросы. Впрочем, такое его только подстегивало.

Он наконец-то нашел свои очки и водрузил их на переносицу, потер кончик носа и снова с любопытством взглянул на свою гостью.

Риппер махнул рукой и упал в свое родное кресло так, что оно жалобно скрипнуло. Его усмешка скрыла дрожь в уголках губ. 
— Да ладно, старику в склепе хоть капля живого внимания полезнее кофе. Однажды на встрече с читателями ко мне подкатила дама под восемьдесят с моей же книгой. Прячет за спиной, шепчет: «Милок, а где тут… э-э… глава про травы для чая?» — он прищурился, изображая наигранный ужас. — Оказалось, спутала «Кровавый карнавал» с травником! Пришлось на ходу выдумывать: «Страница 66 — рецепт отвара из чертополоха. Имейте в виду, после него растут клыки». Бабуля ушла довольная, а я до сих пор жду суда от ботаников. 

Риппер замер, поднося кофейную чашку к губам, но обнаружив её пустой, поставил её на стол с преувеличенным драматизмом. Его глаза сверкнули за стёклами очков, будто он только что нашёл идеальную метафору для новой главы. 

— Родственники? О, нет-нет, — он рассмеялся сухо, развалившись в кресле с видом человека, готового рассказать анекдот на поминках. — Мои предки предпочитали скромные склепы. А этот дом… — он провёл рукой по воздуху, будто вырезая историю из темноты, — купил его потому что понравилась одна легенда.

Он встал, подошёл к полке, смахнул пыль с потрёпанного фолианта и швырнул его на стол перед Рейвен. На обложке — «Хроники Салема: 1692». 
— Видишь ли, тут когда-то жил  охотник на ведьм.

Его пальцы нервно постукивали по корешкам книг, словно перебирая клавиши пианино. Взгляд скользнул по портрету на стене — старик в чёрном, чьи глаза словно следили за каждым движением. 
— Библиотека? Да, она хороша.

Он отвернулся к окну, где дождь стучал в такт его мыслям. Где-то в доме скрипнула дверь, и он добавил уже серьёзнее, почти себе под нос: 
— А вообще… дома, как люди, сами выбирают хозяев. Этот выбрал меня. Видимо, решил, что я достаточно безумен, чтобы понять его шёпот.

Он посмотрел ей прямо в глаза и у него перехватило дыхание.

Он знал. Знает. С того момента, как она переступила порог, эти глаза, ямочка на подбородке, даже то, как она щурится — всё кричало правду. Но страх, старый и колючий, как ржавая проволока, сжимал горло. 

— Призраки? — Он фыркнул, слишком громко, слишком театрально, заметив, что у него дрожат руки. — О, я верю в них больше, чем в живых. Призраки честнее. Они не притворяются, что всё в порядке. 

Он подошёл к окну, где дождь стучал в такт его сердцу. Голос стал тише, будто обращался не к ней, а к теням за стеклом: 
— Они возвращаются. Не чтобы пугать. Чтобы напомнить: ты всё ещё должен им что-то. Невыплаченный долг. Незакрытую главу. 

Пауза. В стекле отражалось её лицо — его собственные черты, смешанные с её материнской строгостью. Он обернулся, нарочито ухмыляясь: 
— Вот, например, в этом доме живёт призрак девочки. Лет девяти. Оставляет следы мокрых ног на полу после дождя. Иногда… — голос дрогнул, и он резко сменил тему, — иногда я оставляю ей шоколад. На всякий случай. 

— А вообще… — он резко швырнул окурок в камин, где огонь поглотил его с шипением, — призраки — это мы сами. Те версии нас, которые застряли в прошлом. И они ненавидят, когда мы притворяемся, что не видим их в зеркалах. 

Он повернулся к ней, и в его глазах, обычно полных сарказма, мелькнула щемящая незащищённость. Словно перед ним стоял не незнакомец, а тот самый ребёнок, который когда-то спрашивал: *«Пап, а ты вернёшься?»* 

— Но если честно… — он сделал шаг к двери, будто готовясь к бегству, — лучше верьте в людей. Они хоть и лгут, зато их можно обнять. Если, конечно, вы ещё помните как.