Что вы обычно ожидаете получить на свое шестандацатилетие? Скорее всего машину или хотя бы замок на дверь в свою комнату, чтобы можно было подрочить в одиночестве. Или какую-нибудь приличную сумму денег, счет в банке, виллу в Майами, что угодно, но не новости о том, что тебя усыновили. Мои родители, точнее мои приемные родители, всегда умели подбирать самый неловкий и неправильный момент для того, чтобы преподнести какое-то важное событие. Это было обычное воскресное утро, я жевал омлет с беконом, попивал чай с молоком и думал о том, как бы завтра после школы смотаться за гаражи и купить у Дика травки, а может, что и потяжелее. В конце концов важная дата. Теперь мне можно было ездить на мопеде, который мне подарил мой дед еще до смерти. Он был вызывающе розового цвета и отец много раз предлагал мне его перекрасить, но я решил оставить все, как есть. Ничего же не предвещало беду. И мать просто передавала мне соль и вот так просто мне все и вывалила. А потом они оба уехали на день рождения Донахью, а меня так и оставили сидеть в одних трусах с холодным омлетом и чашкой в руках, которая выскользнула из рук, когда в доме зазвонил телефон, наверное мои другие бабушка и дедушка решили меня поздравить. Она разбилась вдребезги. Я бросился собирать осколки и изрезал себе руки и ноги, вовремя явилась наша с братьями гувернантка, услышав внизу какой-то шум и вызвала скорую. Мне наложили 30 швов. Отличный у меня был день рождения. Сладкие мать их шестанадцать. Про такое точно не поют в сопливых песенках порожденных этой блядской индустрией. А должны бы. Потому что это такая суровая реальность.
Я родился в Манчестере, моя настоящая мать, как я узнал позже была дворником и отказалась от меня, потому что я у нее уже был то ли шестым то ли шестандцатым. И семейству Чанг невероятно повезло ведь они так хотели первенца и получили меня. Мне наверное повезло, потому что сами можете представить, какого живется в детских домах, хотя хрен знает, я там провел от силы дня три и то был ничего не соображающим младенцем. А потом меня забрали. И мне повезло попасть в обеспеченную семью, а не к толпе наркоманов, которые заставляют детей работать на улицах. Правда после меня Кейт родила. А потом еще раз. И еще. Так что у меня целых три младших брата, неродных, но надоедают, так будто свои. Хотя ладно, они забавные. Особенно самый мелкий, который пока только сопли пузырем пускать умеет. Такие дети мне нравятся. Которые еще не говорят и ничего от тебя не требуют.
Отношения наши с родителями после того, как я узнал, что приемный вообще не изменились, к счастью наверное. Я бы хотел сказать, что догадываюсь. Но мне такое даже в голову прийти не могло. Братьям моим решили пока ничего не говорить, но это не стало каким-то нашим большим секретом. По-моему через неделю уже обо всем забыли и я как-то отошел от шока. Правда никому об этом не рассказывал. Не потому что стыдно. А потому что это просто никого не касалось, кроме меня.
И жизнь моя после этого не пошла под откос. Впрочем, подсознательно я наверное пытался отомстить им. Не за то, что долго скрывали это. Как раз наоборот. За то, что сказали. Мне кажется это необязательно. Я думаю я бы прожил себе спокойно и не зная этой правды, потому что она ничего толком не изменила, только крови подпортила и оставила меня с мелкими рубцами на ладонях и ногах.
Меня можно было бы назвать проблемным подростком. Но родители почти все спускали мне с рук. Я мог залезать по водосточной трубе в четыре утра возвращаясь домой и они либо не замечали, либо притворялись, что ничего не было. Отливать отцовский бурбон, а потом заливать в бутылку обычный чай. Может, им было наплевать или просто у них были какие-то свои методы воспитания. Потому что если дело заходило о плохих оценках, то тут они выпускали когти и выебывали мозг по полной программе. Еще в 6 лет мать отдала меня в художественную школу, а гувернантка занималась со мной на фортепьяно. Прекрасная была женщина, истинная Мэри Поппинс, только ей было глубоко под восемьдесят и иногда она забывала английский и ругалась на меня с приятным австрийским акцентом. Я до сих пор помню пару матерных слов на немецком.
В школе я учился самой обычной, публичной, со всеми вытекающими проблемами. Но доставали меня старшеклассники лет до десяти, потом они все выпустились. На самом деле я даже никогда не жаловался на них. Я позволял им меня избивать и пытался повторять за ними их же ругательства. Родителям я всегда говорил, что упал, поскользнулся, врезался в стену, но никогда бы не сказал правду, хотя они догадывались и думаю даже ходили в школу по этому поводу, потому что издевательства на какое-то время приостановились. Но потом я уже как-то нашел свою нишу во всем этом болоте.
Учился я нормально, вообще даже отлично, хотя все учителя считали, что я на чем-то сижу. Ну они были почти правы. Но даже если я засыпал прямо на уроке и они пинали меня, я все равно мгновенно мог вычислить матрицу или рассказать про битву под Ватерлоо. Просто у меня очень хорошая память. Почти всегда.
Было весело, мы ездили на выходные в Лондон, мешали водку с пивом, пиво с виски, и баб с мужиками. Однажды перед походом в бар мы нажрались виагры и экстази и это был самый странный вечер в моей жизни, когда я стоял посреди грязного танцпола в разорванной рубашке с диким стояком и орал песню Блэк Флэг. Не помню, как мы потом оттуда свалили, но проснулись мы уже на воказле в Манчестере и увезли к тому же из Лондона, какого-то незнакмого парня. Бывает. Пришлось потом везти его обратно. Он кстати оказался фанатом Манчестер Юнайтед. В Лондоне вообще живут забавные люди.
Родители даже ничего особо от меня не требовали, не знаю, ко всем ли приемным так относяться, но меня не покидало чувство этой...странной свободы, которая тебе вроде, как и не нужна и ты уже творишь такую херню, просто, чтобы они тебе уже хоть что-то сказали. И однажды это кстати случилось, когда мать обнаружила меня в кровати с девушкой по имени Челси. Но даже тут не было ора. Они ее накормили, выпроводили, а мне сказали больших чужих телок в дом не водить. А я ее особо не помню даже теперь. Имя мне ее понравилось. Обычно в баре я просто подхожу и говорю: Привет, я Уайлд и я смешной. И обычно это срабатывает. Потому что все находят это таким милым и забавным, можно еще неловко помахать рукой и посмотреть прямо в глаза.
Мой друг, Карл вообще всегда называл меня козлом. Не знаю за что. Может, потому что я всегда одалживал у него деньги, заваливался к нему домой и спал прямо на полу, может потому что на однйо вечеринке его девушка пыталась меня трахнуть, но у нее это кстати не получилось. Мой организм был чист от экстази, виагры и прочей хуйни, я просто наслаждался хорошей компанией и холодным пивом. Но эту историю мы вроде быстро умяли. Тем более он тоже был козлом. Но мы с ним выросли вместе. Жили в соседних домах. С ним мы выкурили первый косяк, впервые поробовали кокаин, который потом оказался паленым и мы не могли остановить кровь из носа. И вся его ванная была залита нашей кровью, а мы сказали его маме, что это у сестры Карла Элисон начались месячные. Нам тогда было по 16, ей 14 и она нас ненавидела. А нам нравилось портить ей жизнь.
Через четыре года Элисон вернулась из школы-интерната. И мы переспали. Это произошло случайно. И она сама подошла ко мне. И я ее даже сначала не узнал. Я уже два года страдал херней в университете, получал бакалавра в области искусства. Это была вечеринка первокурсников и было алкоголя. Я виню во всем алкоголь. Я не знаю, зачем это сделал. Хотя стоп. Конечно знаю. Она была красивой. Она меня хотела. И я сделал то, что сделал. У меня нет времени на то, чтобы сожалеть. Я хотел рассказать Карлу сам. И если честно я думал, что он поймет. Я до сих пор не считаю, что сделал что-то не так. Я вообще не умею признавать свои ошибки. Но ведь это и не было ошибкой. Но Карл узнал об этом. На этом наша дружба с ним закончилась. На этом и моя жизнь в Манчестере закончилась. Родители переезжали в Нью-Йорк, значит и я туда переезжал. Точнее у меня особо не было выбора. Это было как-то связано с маминой работой, а отец просто слепо следовал за ней. Так было всегда.
Я не пошел снова учиться и я не жил с родителями. Нет. Сначала жил. И сначала поучился. Но недолго. А потом пошел работать  в книжный магазин, скучаю, пью и нюхаю маркеры. А потом познакомился на станции в ожидании поезда до Бруклина, где должен был быть какой-то охуенный концерт с девушкой по имени Моррисси. Нет. Серьезно. Ее так назвали родители большие фанаты The Smiths. До Бруклина я тогда так и не добрался. Мы просто катались до самого утра на метро и разговаривали. Она оставила свой телефон. Мы даже не переспали. В тот день я узнал о смерти Карла. Передознулся в туалете клуба. Я даже не знал, что он был на системе. Меня не пригласили на похороны. Ни Элисон, ни ее родители не хотели меня видеть. Наверное считали меня виноватым.
На неделю я ушел в запой, не выходил из своей квартиры метр на метр. А потом среди бычков и прочего барахла нашел ее номер. Она стала каким-то спасением, глотком свежего воздуха. Наверное, если бы не она я бы давно сиганул из окна. И я думал, что влюбился. Серьезно. Мне нравилось просыпаться с ней. Засыпать рядом. Видеть как она в одних трусах готовит завтрак. Она меня вдохновляла. Говорила, что я способен на большее, чем просто сидеть в книжном магазине. Я даже написал для нее песню на фортепьяно. Ну ладно это был какой-то старый раздолбанный синтезатор, но все равно. Мне не просто нравилось с ней трахаться. Мне нравилось в ней все. Белокурые волосы. Неестественная худоба и все глупости, что она говорила и как притворялась что что-то не понимает. Она была умнее, чем кажется, но наверное сообразила, что легче быть дурой. А потом я узнал, что я не один такой. Мудак. И что ебется она с половиной богемного Бруклина. И что ее это ни капли не смущает. И что если мне что-то не нравится, то я могу идти к черту. Я так и сделал. Я и не знал, что могу ревновать. Что могу быть собственником. Но наверное, она просто позволила мне почувствовать себя особенным. А не отбросом общества. Во мне и до сих пор, даже после ее ухода, просыпается второе дыхание, желание творить и я играю, пишу, пытаюсь, но все это просто отправляется в стол, как и все гребанные большие надежды. Я не могу вернуться домой, потому что там я буду как чертово тепличное растение. Конечно они дадут мне денег. И может даже найдут мне работу. И устроят. И может даже сведут с какой-нибудь загорелой американкой. И даже будут приглашать на семейные обеды. И я буду периодически мелькать в фотоальбомах. Но разве за этим люди приезжают в Нью-Йорк? Я вообще не знаю, зачем приехал. Но я точно знаю, что у меня аллергия на Манхэттен и мне нечего там делать. Я не хочу там находиться.
Я все еще хочу съездить в Манчестер. Сходить на его могилу. Извиниться перед Эли. Хочу съездить к родителям и братьям или хотя бы позвонить, сказать, что я еще жив. Я хочу. Я так много хочу сделать, но солнце слепит глаза и я просто задерну шторы. И подожду до завтра.

вставляем любой написанный вами пост. Если же таковых не имеете и вы пришли впервые на проект - администрация дадут вам тему пробного поста основываясь на фактах из вашей биографии